и еще на тему сопоставлений... Сначала был рисунок, сегодня тумблер доставил манип. Сложила случайности... Мимика, свет, цвет. Джеи как-будто из одного момента выловлены. Охуенно. Зависла, не могу оторваться.
"Персона и тень" Орикет, у меня для тебя подарочег. К вопросу о том, что я иногда вижу, не вижу или хочу видеть, хрен разберешь.)) И фотка была событийная, аккурат к годовщине твоего дневника. Короче – тебе!
Персона (от лат. «маска») — это показываемое лицо человека, то, как он проявляет себя в отношениях с людьми, какие социальные роли играет в соответствии с социальными требованиями. Персона служит тому, чтобы производить впечатление на других и утаивать от них истинную сущность личности. Она необходима для того, чтобы ладить с другими людьми в повседневной жизни. Тень представляет собой подавленную, теневую, дурную и животную сторону личности, содержит социально неприемлемые сексуальные и агрессивные импульсы, аморальные мысли и страсти. Но у нее есть и положительные свойства. Тень рассматривается как источник жизненной силы, спонтанности, творческого начала в жизни человека.
Название: Персона и тень. Автор: libela Пейринг: J2 Рейтинг: R Саммари: фотки, которые все знают)
читать дальше- Матерь божья, поверить не могу! Ранее не замеченный в религиозности, Клиф басит на выдохе. Удивленное восклицание достигает ушей Джареда, заставляя напрячься. Он настороженно стреляет глазами вбок. Взгляд проходит сквозь плавкий воздух, падает на задницу Эклза и останавливается там как приклеенный. Джаред не то, что поверить, вдохнуть нормально не может. Был бы ближе, убил бы на хрен или умер от восхищения: Дженсен стоит на лестнице, изогнув бедро, подобием балетной Кармен. Брючный шов врезан между его ягодицами, плечо срезано вниз под углом, профиль вырезан в лиственной зелени… Идеально. Джаред кожей чувствует, как тот следит за ним в ожидании реакции. Почти слышит, как прищелкивают его пальцы, и фигуральный цветок летит Джареду под ноги. Приглашающе. Джаред стягивает очки. У него сейчас, наверное, глупый вид. И лицо тоже глупое. Отзывающееся. Он очень старается не бежать. На корявом вязе чирикает какая-то пернатая хрень. На площадке все срочно делано возятся. Седьмой год одной большой походной семьей… Черт бы их всех! Дженсен еще когда рукава на рубашке закручивал криво и ломано, Джаред уже считал про себя обороты сбивчиво - что-то не так, не так, не то… Вместе с тканью собирался внутренне. Потом откатило. Думал – ошибся, выдохнул. Нет. Иначе как объяснить, что даже он с дурью своей вечной никогда не разрешал себе вот так, всерьез, в открытую дергаться. Дергать его на себя при всех. А тут Дженсен сам… Ведь он же всерьез. Сразу все поняли – глаза отвели, если б не поняли, ржали б все вкруг уже, а так - никого, только Клиф один сзади, как пришитый. Расстояние до минимально возможного сокращается, будто сбитой оптикой камеры наезжают - быстро, резко, не в фокусе. Слишком быстро. Джаред слепо утыкается в лист сценария. Буквы выпирают матричными сотами, ладно собираясь в половинки эклзовской задницы. Джаред пытается думать, что сейчас эта блажь пройдет, Дженсен, наконец, улыбнется, засмеется глазами, не выдержит, срубится, скажет: Пада, словил! Это тебе за Рим, раздолбай, за стояк мой как город - вечный, за то, что ты не присел ни разу, пока кроссы по сто двадцать раз примерял, за бутылку того масла оливкого в сувенирной лавке – сюрприииз! – перец под самое горлышко красный, а масло зеленое – очень красиво, и дорого, да, и все бы ничего, но Джареда понесло тогда с лицедейством и вопросами ненужными. Дженсен чуть в штаны не спустил. Джаред обозвал это практикой итальянского, Дженсен не возражал. Джаред тоже не возражал, растирая сперму по зеркалу очередной примерочной. Он, конечно, такое не скажет, но ведь подумает, и Джаред сразу поймет, за что ему воздаяние. И это будет естественно, правильно, чего уж там. И не важно, что уйма времени уже минула. Дженсен умеет ждать как никто. Выбирать момент. Но ничего не происходит, и Джареду становится как-то не по себе от его демонстративной позы и чуть застывшего взгляда. Он начинает задавать вопросы про себя. Почему-то от них под ногами качает корабельной палубой. Дженсена тоже качает. Он медленно переносит вес на мысок левой ноги и обратно. Расстояние в ступеньку, а движение кажется в вечность… Еще раз так сделай, Дженс. Еще раз так сделаешь - заебу до смерти. А вот это уже вслух, потому что у Клифа череп становится цвета спелой малины, и Дженсен реагирует немедленно, будто только и ждал: - А давай, Джара! Прямо сейчас, давай, не сдерживайся! – и голос у него низкий, как всегда, когда он кончает. – Миша нам кровать с голубым балдахином выкатит, он давно обещал. И все, наконец, закончится. Джаред собирает остатки здравого смысла, но ничего не получается. Вообще ничего. Он даже не подозревает, что взгляд у него почти умоляющий, а Дженсен внимательно смотрит ему в глаза, и в этот момент становится ясно, что Рим не имеет к происходящему отношения. Никакого. Губы у Дженсена мягкие-мягкие, а глаза – очень темные, злые, и в черных точках зрачков Джаред видит себя совсем крошечным, мелким. - Еще год притворства, как тебе? Посмотри, кажется, у меня пластырь отклеился. Может, ну его на хер все? Спину он держит ровно, а губы дрожат, и тогда что-то начинает дрожать в Джареде. Что же это за хрень такая?! Жарко, а их трясет обоих. Под легкой белой тканью рубашки спина Дженсена просвечивает телесно-розовым. И хочется провести по ней пальцами, ощутимо надавить под лопаткой, прижаться ладонью, просто, чтобы затихло и успокоилось, перестало тянуть свое глупое сердце больно и горячо. Просто потому, что впереди год работы, а Дженсена сорвало уже. Просто потому, что страшно и хочется говорить что-то нежное и совсем нелепое, Джаред говорит: - Эклз, ты задолбал прикалываться. Работаем! - громко, как может, чтобы все слышали. Выдохнули, как будто апокалипсис уже позади. И Дженсен, наконец, улыбается. С жалостью. И спускается с лестницы. Мимо проходит, будто насквозь прошивает. А Джаред так и стоит как дурак. Боже, какой же он дурак! И уже совершенно непонятно, чего хочется. Наверное, чтобы прекратилось все. Или никогда не закончилось. Чтобы вообще никогда, блядь. Никогда.
"В пяти шагах от рая..." Простите... я иногда пишу что-то вдруг, а потом запихиваю в далекую папку, потому что оказывается непросто выложить... но вчера я говорила об этом с одним замечательным человеком... В общем, мне захотелось поделиться.
Без имен. R . deathfic!
читать дальше...Господи, ну, пожалуйста… пожалуйста, Господи… Теперь ты умоляешь шепотом, потому что до этого, срывая горло до хрипоты, ты кричишь другое имя. Ты просто не можешь понять, почему он молчит. Он даже не моргает. Просто начинает оседать в подставленные тобой руки. Слепнет и все равно пытается смотреть вверх, как будто хочет запомнить тебя навсегда. Так уже было сто раз в другой жизни. И каждый раз после очередного притворства, его глаза говорили: я здесь, я с тобой. Его глаза, они никогда не лгали. Скажи, скажи мне, что это тупое актерство! Но даже сейчас, закрытые, они говорят правду…
Кто-нибудь!!!
Глухие двери. Стекла и пластик окон. Чужая страна. Все чужое. Только тело такое родное, когда притягиваешь его к себе, и боль, которая не глохнет, как будто отбирают тебя у себя самого… И время, выжившее из ума, движется вспять. - Проси, все что хочешь. - Все, что хочу? - Все абсолютно. - Буэнос-Айрес, один бургер на двоих, вечно не заправленная кровать и твои губы. Последовательность произвольная. - Пакуй шмотье, путешественник. ... Напротив их окон отель с названием «Paradise». - Мы в пяти шагах от рая, видел? - Почему в пяти? - Разве нет? - Буэнос-Айрес, один бургер на двоих, вечно не заправленная кровать и твои губы. - Их четыре. Четыре шага. А пятый? - Так хочешь в рай? Он запрокидывает голову, и ты целуешь его в смеющийся рот. Он вопросительно смотрит, слушая трель звонка, и тянет тебя за собой, косолапя к двери. - Кого там могло принести? Ты кому-нибудь говорил? - Нет и нам никто не нужен. Не открывай.
…Проси, все что хочешь… Не открывай… Не открывай… Не открывай...
Всегда кажется, что впереди еще так много времени, чтобы понять, чего мы хотим и к чему стремимся. А потом оказывается, что его не хватает, даже для того, чтобы встать на колени. Или закрыть собой. В этой жизни не бывает демонов с перекрестка. В ней несчастный мальчишка со своей несчастливой любовью. Его бросил бойфренд, свихнувшийся на актере популярного сериала. На ломанном английском он выкрикивает слова проклятия и стреляет в упор… Не ищите его. Он еще не знает, как это: Обнимать его со спины Помнить его наощупь Греть его руки под своей футболкой Прятать его сигареты Говорить его фразами Все бессмысленно. Ненужно. Все. Он перестает дышать сразу, и ты перестаешь дышать вместе с ним. Тебя душит, душит, душит и не пускает. Стрелки на часах останавливаются в одиннадцать двадцать семь. За окном черный провал неба. Тебя качает неправильным камертоном вперед-назад… вперед-назад… вперед-назад… Единственное живое движение. И комната качается вместе с вами. Крови, ее почти нет, есть только въевшийся в кожу порох и бурый ореол обожженой раны в месте, где должно стучать сердце. Но оно молчит. И ты не понимаешь, как через такое крошечное отверстие, может уйти такая большая жизнь. Ты смотришь в пространство, вслепую гладишь ладонью его лицо, напоследок касаешься губ и вжимаешь его в себя с такой силой, словно хочешь проломить им собственную грудную клетку. Ты знаешь, что не прощаешься. Его голое колено, почему-то теперь кажется особенно беззащитным. И ты собираешь края художественно порванного денима, стискиваешь его и держишь изо всех сил. Держишь до онемения в пальцах. Только бы ему не было так холодно. Время оплывает тишиной, затягивает куда-то в это бесконечное...
… вперед-назад… вперед-назад… вперед-назад…
В одиннадцать двадцать семь солнце жжёт глаза до слепых пятен. Играет бликами на бледном как простынь лице. И ты уже ничего не чувствуешь, просто недоумение оттого, что небо в цвет его губ. До окна три шага: два - чтобы удержать равновесие, один – чтобы вспомнить главное. Если бы могли стать невидимыми, я бы целовал тебя на глазах проходящих мимо людей. Не ищи от любви защиты... Он выходит в окно двадцать девятого этажа, так и не выпустив тело из рук. Непредсказуемый поворот единственного сюжета: «не новое, а заново, один и об одном…» Последнее желание. Они сошлись даже в этом. Жизни плевать на наши желания. А смерти? В шаге от рая их соскребут с цементных плит и похоронят вместе. Вместе и навсегда. Это самый настоящий хэппи энд. - Их четыре. Четыре шага. А пятый? - Так хочешь в рай? Господи, прости их, но когда они вдвоём, даже твое присутствие лишне.
Название: Рррррррррумбааааа! Бета: — Пейринг: Дж2 (не-АУ) Рейтинг: PG-13 Размер: драббл, 230 слов Предупреждение: шмууууп, стандартно Дисклеймер: название принадлежат Би, попа - Дженсену, Дженсен - Джареду. Примечание: написано по вышевыложенному фото для и из-за Би
читать дальше «Рррррррррумбааааа!» - вспыхивает в голове ярко, отчетливо. Мимолетное движение, раз – и нет его, Дженсен уже перенес вес с ноги на ногу, а вот, отпечаталось на изнанке век. Отпечаталось и зажгло желанием, тягой животной, детским «хочу-прямо-сейчас-дайте!».
Ткань белая, тонкая. Едва розовая на просвет спина, мягкие тени по изгибам. Попа – круглая. Кусать! Дже-енсе-ен... Уши торчат, вкусные, волосы на затылке топорщатся.
Джаред идет, как Сэди с Харли идут во время знакомства с новой резиновой косточкой-пищалкой: примагниченный, осторожный. Везет сейчас – бестолковая заминка, когда и не перерыв, и не съемка, то ли освещение меняют, то ли декорации, то ли грим Биверу накладывают; все проходит мимо сознания, остается главное. Можно украсть Дженсена.
«Рррррррррумбааааа!» - в повороте, ткань обхватывает ягодицы кругло, крепко. Бровь Дженсена ползет вверх вопросительно, Джаред игнорирует вопрос, отвечает взглядом: «На минутку?»
Дженсен знает, все он знает.
В туалете чисто и пусто и можно осторожно поставить Дженсена лицом к стенке и прижаться грудью к сильному, рельефному, нежному. Джаред трется носом о короткошерстный затылок, прихватывает зубами беззащитную шею, а затем – мягкие мочки по очереди. Проверяет раскрытыми ладонями: руки мурашками – покрыты. Правильно. Джаред сползает вниз ощущая: бедрами, животом, грудью. Накрывает ладонями желанное – помещается идеально, выпукло, тепло, хо-очется, господи! Дженсен молчит и дышит слышно.
Джаред кусает через ткань – легко, осторожно, чтобы следа не оставить на брюках. Безвыходное желание перерождается в горле, между ключиц, рычанием.
Дженсен тихо стонет в унисон, инстинктивно прогибается в пояснице. Обещает, просит:
«Реверс» Название: «Реверс» Автор: Вонг Бета: Addie Dee Пейринг: Дж2 Рейтинг: NC-17 Размер: мини, ~3000 слов Жанр: АУ, романс Предупреждение: Дженсену – 35, Джареду – 20 Дисклеймер: все написано ради кинков Примечание: фик является сиквелом «Не смотри вниз», со всеми вытекающими, действие в фике происходит пять лет спустя. Махровое авторское имхо – без основного текста читать бессмысленно.
читать дальшеНе надоедало. Время странным образом оплеталось вокруг них; чем дольше Джаред находился рядом, чем лучше узнавал – тем сильнее влекло к Дженсену: не напиться, не насытиться. Все так же, а то и больше, хотелось прикасаться, изучать пальцами, губами, хотелось облизать каждую тонкую морщинку – из тех, что расползались от уголков глаз, легкую складку, отпечатавшуюся между бровей. Джаред так и делал, когда удавалось застать Дженсена врасплох: вылизывал его лицо, а Дженсен строил фальшиво брезгливую физиономию и обзывал щенком-переростком. Он позволял теперь – расслаблялся – чаще, успевал соскучиться, хоть и не признавался вслух. Слов и не требовалось: Джаред чувствовал.
Уставал он страшно. И все равно радовался, что не сложилось с Колумбийским университетом. Поначалу дергало досадой: мог ведь учиться практически через дорогу от дома Дженсена, видеться с ним каждый день, а вместо этого попал в Бостонский. Не худший вариант, конечно: три сотни миль вполне преодолимы, а ночь езды – не подвиг, хоть первое время и пугала по незнанию. Но позже, убедившись, что катастрофы не произошло, а небоскреб на Шестой авеню не осыпался пылью, Джаред признался себе: Дженсен представлял собой слишком большой соблазн. Рядом с ним не оставалось ни малейшего шанса – не то что получить стипендию, а хотя бы не вылететь на первом же году обучения.
Джаред пересчитал ногами широкие светлые ступени, ведущие от главного корпуса высшей школы искусств, повернул к реке. С жильем ему повезло – снимал квартиру с доставляющим всевозможные неудобства, но отчаянно преданным Эдвином. Тот не раз выручал в нелегкие времена, но еще чаще служил причиной вызова соседями полиции из-за излишнего шума.
Удивительно, как Джаред привык к Бостону, не привык даже – врос корнями. Не смутили ни зубастые цены на жилье, ни буйный климат; совпали сразу: мой город, твой Джаред. Больше «его», пожалуй, была только квартира на Манхэттене, с полюбившимся видом из огромного окна. Бостон не отличался дружелюбием, но не устоял перед обаянием Джареда; нет, не было легко, но даже усталость, наполняющая свинцом конечности после загруженного учебой и работой дня, –ощущалась удовлетворением. Было бы идеально... Да что там, скоро будет.
Джаред ждал, что перегорит. Когда расстались с Дженсеном, еще в самом начале джаредовой учебы – думал, зло и искренне, что навсегда. Устал. С Дженсеном непросто было: тот не давал поблажек, не жалел, честностью и баловал, и наказывал. Не подсказывал легких решений, заставлял думать, мотивировал: собственным статусом, требовательностью – к себе и другим, азартом, сексом. Целенаправленно тянул вверх – сейчас, оглядываясь, Джаред мог оценить.
А еще – страшно боялся расстояния, боялся быть с-Дженсеном, но без-Дженсена, наивно думал, сжечь мосты будет проще.
Они по-настоящему никогда не ссорились – не получалось. Джаред не умел лелеять обиду, забывал по-глупому; Дженсен же просто не обижался. Если не нравилось – говорил в лоб, или, по настроению, доводил Джареда до белого каления – все так же любил всевозможные испытания и проверки. Джаред по дурости решил, что не пробовал ничего, что рано еще определяться. Сказал Дженсену, ожидая возражений, ожидая хоть какого-нибудь гребаного проявления привязанности, а тот лишь плечами пожал, мол – иди. Джаред разозлился и ушел. Продержался три месяца, отрывался последовательно и мрачно, трахал все, что движется, не вспоминая имен наутро. После стало так противно от своего поведения, от предательства самого себя, что сорвался посреди семестра, приехал к Дженсену без предупреждения, преисполненный раскаяния, готовый вымаливать прощение. Дженсен не дал – открыл дверь, как ни в чем не бывало, будто знал заранее, требовательно сгреб в охапку и признался: «Ждал тебя».
От воспоминаний уголки губ сами собой разъехались, не получилось сдержаться, и Джаред разулыбался, привлекая внимание встречных прохожих: девушки хлопали ресницами с недоверчивой надеждой, мужчины откровенно хмурились. Дети счастливо улыбались в ответ.
Собрать вещи, покидать быстро в рюкзак самое необходимое, и в дорогу. Домой. «Домой» означало «к Дженсену», и в груди тепло ныло от того, насколько равноценными стали эти понятия.
– Простите, – вежливо сказал Джаред человеку, мешавшему войти в подъезд его дома, и только потом, когда тот не пожелал сдвинуться с места, поймал в фокус лицо.
Мысли разлетелись из головы стаей вспугнутых птиц, замелькали паникой, счастьем, неверием. От удивления не сразу сообразил – откуда тот адрес-то узнал? Ах да, черт, Джаред же сам оставил «на всякий случай», с глупой припиской про стриптиз на дом. Ляпал в последнее время вообще не фильтруя, шептал в телефонную трубку, запершись в ванной, такое, что щеки горели, а на том конце провода дышали тяжело и хвалили щедрыми стонами. Дженсен. Ох, блин, в квартире, как всегда, черт ногу сломит – мягко говоря; Джаред и раньше не был образцом аккуратности, а Эд его окончательно испортил. Дженсен. Не собрать мыслей, Дженсен, Дженсен здесь, прямо здесь и сейчас, и...
– Не прощу, – сказал тот, смеясь глазами. – Невероятно, как соскучился по тебе, звереныш.
И, осторожно смяв в кулаке ворот рубашки, притянул в поцелуй, захлестнул знакомым, родным запахом.
***
Джаред дернулся, по привычке, видимо, – необходимость скрывать вросла под кожу, стала второй натурой, до сих пор дающей о себе знать. Дженсен притиснул его плотнее, углубил поцелуй, беря на слабо – и тот поддался, расслабился.
Дженсен втолкал его в квартиру спиной вперед, чудом ни на что не напоровшись, удачно споткнулся у самой кровати. Джаред позволил себя уронить, зажмурился, а затем, рыкнув, перекатился на Дженсена, прижался лбом ко лбу.
Вот оно.
Даже сдерживаться не хотелось, ничего не хотелось, кроме очевидного. Дженсен и не стал притворяться: запрокинул голову и двинул тазом недвусмысленно. Джаред – тяжелый, длинный – Обмяк на нем, нарочно придавливая всем весом, зная, как Дженсену нравится.
Дженсен раньше думал, не желая лукавить перед самим собой, что ненормальность – в тяге к хрупкому, гибкому, вспыльчивому и много-еще-какому – юному. Думал, именно энергия, присущая только подросткам, так манит. Теперь, получается, следовало признаться, что манит другое: животное, хищное, сильное?..
Политика честности работала в обе стороны, хотел Дженсен признаваться себе или нет – его манил Джаред. Маугли вырос и стал хищником, да только энергия никуда не делась, словно гуще стала, слаще, опаснее.
– Ты не предупредил, – констатировал Джаред и зарылся лицом в шею. Непривычно шершавый подбородок ошпарил кожу, и Дженсен резко раздвинул колени.
– Не дотерпел, – пояснил он бесстыдно, сильно сжал обеими ладонями крепкую задницу. –Джаред, эй. Джаред.
Тот поднял голову, поймался и поймал взглядом. И понял – сразу, Дженсен бедром почувствовал.
Хорошо – эгоистичная, но безжалостно логичная мысль – что Джаред с другими пробовал, какой-никакой опыт. Еще лучше – что вернулся и вернул, выбрал сознательно, предпочел другим. В Нью-Йорке еще удавалось забить голову – работой, дочерью, друзьями, упихать себя в жесткие рамки коротких переписок и нерегулярного секса по телефону. Теперь крышу снесло ураганом, и желания возвращать ее на место не возникло ни на секунду. Можно отпустить себя. Можно довериться. Можно вцепиться руками в прямом и переносном смысле и жадно пробовать: как изменился на вкус, на ощупь, в плечах раздался.
Джаред уперся в матрас коленями по бокам, навис над Дженсеном, потянул, переворачивая на живот. Дженсен помог, а сам подумал, взвинчиваясь крепче – как тот вытянется длиннее, нальется силой, мощью, как перестанет слушаться совершенно, и, господи, – затопило с головой. Дженсен нетерпеливо вздернул бедра, цапнул за ногу Джареда, притягивая, вжимая пахом себе в задницу.
Дженсен заворчал требовательно и недовольно. Джаред замешкался с застежками – ремнем, пуговицами; смирно ждать терпения не хватило: Дженсен сбросил штаны, сгреб стреноженного джинсами Джареда и подмял под себя по привычке.
– Э-эй, – завертелся тот (вполсилы, а удерживать приходится всерьез – обозначилось в сознании непроизвольно). – А ну! Дай мне, я хочу!
– Тебе что, пятнадцать? – поддел Дженсен, хмыкнул в ямку между ключицами.
– Вот именно, – Джаред все еще барахтался, пытаясь высвободиться из джинсового плена и одновременно – из хватки Дженсена. Не получалось ни то ни другое: Дженсен добросовестно отвлекал.
– Ой, блядь, – обалдело сказал возникший на пороге парень. – Простите, – и закрыл обратно.
Джаред даже ухом не повел, а Дженсен счел, что раз так – и ему беспокоиться не о чем.
– Нету, – пожал плечами Джаред, сказал глазами: зачем мне без тебя? Дженсен завыл мысленно.
Орал Джаред громко – по слюне и с непривычки-то. Но ни притормозить не дал, ни подготовить по-человечески, хоть Дженсен честно пытался внять голосу разума. Джаред сам натянулся, начал покачиваться, болезненно всхлипывая – может потому Дженсен и продержался долго: не выносил причинять боль Джареду. Тот между тем привык, запустил руку между ног, сменил тональность стонов, забормотал бессвязно:
– Сволочь ты, невозможная. Я сам хотел! Полгода мечтал тебе вставить еще раз, с тех пор…
– Не надо было тебе поддаваться, значит? – Дженсен толкнулся сильнее, Джаред вздрогнул всем телом:
– Вот-так-еще-еще-еще! А-ах… Сволочь, я же говорю!
– Потом, хороший… м-м-м…
Дженсен подсек руку, на которую опирался Джаред, распластал его на кровати полностью, задвигался в невозможном бешеном ритме.
– Дома? – умудрился спросить Джаред между длинными стонами, и без перехода: – Соскучился, боже, как не хватало, не могу, ненавижу, Дженсен, сволочь такая…
– Как ты странно… – начал Дженсен и не договорил, задохнувшись: Джаред сжался, кончая, потащил за собой в оргазм.
– Ч-черт, – выдохнул он, завозил бестолково рукой по бедру Дженсена. – Я не… я…
– Замолчи, – попросил Дженсен. – Я тебя тоже.
После он бездумно валялся, лениво прокручивая в голове позавчерашнюю встречу: ответа от агента «Майкорп» до сих пор не было, и вопрос спонсирования должен был бы волновать Дженсена куда больше, но… Джаред бродил по комнате, сбрасывая в обширную сумку смятые вещи, а на бедре у него подсыхала белесая дорожка. Нью-Йорк, дела компании – все поблекло и отошло на второй план; не слишком неожиданно, по правде говоря, – Дженсен добросовестно подготовился к тому, что выпадет из рабочей жизни как минимум на несколько дней, разобравшись заранее с самым неотложным.
Джаред остановился, повернувшись лицом к Дженсену, сложил руки на груди. Взгляд Дженсена немедленно сполз вниз.
– Не получилось? – вкрадчиво поинтересовался Джаред, приближаясь.
– Нет. Хочу тебя.
– Опять?
– Все время, неугомонный.
– Кто бы говорил, – Джаред навис сверху, упираясь коленом в диван между расставленных ног Дженсена.
– Кто бы…
– Эй! – раздалось страдальчески от двери. – Я все понимаю, но я тоже хочу домой, и мне тоже нужно собраться!
Дженсен спихнул с себя Джареда и принялся одеваться.
***
Вещей у Джареда было не много. Под укоризненным взглядом Эда он закончил сборы в считанные минуты, чему немало поспособствовало то, что Дженсен, одевшись, отправился ждать в машине и не отвлекал больше своим восхитительно голым видом.
Счастье щекотало изнутри, Дженсен слегка улыбался, не переставая. Охотно отвечал на вопросы, сам расспрашивал, подкалывал язвительнее, чем обычно – был в ударе. Впрочем, Джаред все равно утомился. Топорно попытался отвлечь Дженсена, улегшись лицом ему в ширинку, и заслужил гневную отповедь. Поглазел в окно, безуспешно пристроился поспать. В конце концов выудил из кармана Дженсена телефон и сосредоточился на том, чтобы побить собственные же рекорды в играх.
– Домой не пойдешь? – спросил Дженсен, отвлекая от расстрела грозного вида куриц. Джаред поднял глаза и, ошалело покрутив головой по сторонам, обнаружил, что они уже проехали Нью Рошелл и приближаются к заливу Истчестер.
– Почти приехали, – озвучил очевидное и вздохнул: – Пойду, наверное… попробую.
Дженсен молча кивнул, одобряя.
Признаваться матери было страшно. Джаред думал, что не надеется на понимание; оказалось – ошибался. Надеялся, еще как. С трудом дотерпел до конца первого курса, а после тянул еще с месяц, не мог решиться.
Мать не разговаривала с Джаредом уже больше года. Он, впрочем, не оставлял попыток, верил, что рано или поздно лед тронется, а в животе до сих пор крутило от воспоминания, какую некрасивую сцену она устроила. Джаред долго не мог перешагнуть обиду. Особняком держалось восхищение Дженсеном – тот рассудительно удерживал, сколько мог, ловил за руку в последний момент, когда Джаред в порыве честности балансировал на самом краю – позже стало понятно, какой глубокой пропасти. Отпустил, лишь убедившись наверняка, что Джаред в случае чего способен сам стоять на ногах, пусть и шатко. Желание открыться, невнятное, клубилось в голове Джареда с давних пор, останавливало несовершеннолетие и страх за Дженсена. И не зря: мать первым порывом дернулась вершить правосудие. Хорошо, что Дженсена рядом не было, а то, вероятно, правосудие свершилось бы ее собственными руками и подручными средствами.
Незнакомый консьерж вежливо поприветствовал обоих. Дежавю окутало остро-сладкой волной: спокойствие, размеренность, достаток – в контрасте с бешеной студенческой жизнью. Только залапывать зеркало в лифте из чувства протеста Джаред не стал, махом выкинул из головы лишнее, напал на Дженсена и, не дав ему опомниться, вздернул, зажимая между собой и стенкой.
– Э-э-эй, – возмутился тот, не пытаясь даже для приличия выглядеть чуть менее довольным, сцепил руки в замок у Джареда за головой, потерся пахом. – Совсем стыд потерял, а?
– Ну, ты же долго этого добивался, – подтвердил Джаред, зарываясь лицом в шею: страшно ее любил, чувствительную, у Дженсена мигом руки мурашками покрывались от легчайшего поцелуя. Здорово!
Дженсен позволил, откинув голову назад. На протяжении нескольких этажей беспрекословно давал себя тискать, затем решил, что хватит, и мгновенно вывернулся из рук, вновь обретая равновесие.
Квартиру Джаред помнил как родную. Импульсом захотелось проверить – ничего не изменилось? Потрогать, впитать заново. Но Дженсена хотелось больше.
Джаред выждал необходимые пять секунд, чтобы тот успел закрыть дверь, и опять пригвоздил всем весом: знал теперь, что только так и надо – переть напролом, не оглядываясь, иначе никак. Почует фальшь – не дастся. У Джареда было достаточно времени понять, достаточно раз, чтобы ухватить логику: либо иди, не оглядываясь, наверняка, либо не пытайся даже.
– Раздеться не дашь?
– Сам раздену, – рыкнул Джаред, рванул ремень.
– Взро-ослый, – издевательски протянул Дженсен, маскируя восхищение. Безрезультатно: Джаред просек уже, как того торкает равенство, как нравится – не только вести, но и когда ведут за собой, принимают решения, добиваются поставленной цели. Джаред тоже любил получать то, что хочет – вот и славно, их желания совпадали.
Он сдержал слово: расстегнул ремень, джинсы, засунул ладони под пояс и спустил до щиколоток, проследив на ощупь длинные ноги. Не замечая, что все это время его понемногу заставляют пятиться, Дженсен было дернул коленом – выпутаться, но Джаред не дал: спеленал в объятиях и, наконец притеснив к окну, резко развернул. Реакция Дженсену не изменила, по крайней мере руки он успел подставить, чтобы не впечататься носом в стекло.
– Мне здесь еще жить, между прочим, – напомнил ехидно, не предпринимая попыток освободиться.
– Мы слишком высоко, – сообщил Джаред. – Никто не увидит.
Знал точно, что говорить, что делать, а пальцы все равно с трудом гнулись – так не терпелось влиться в это совершенное, будто под него заточенное. Прочувствовать до клеточки, заклеймить, пометить – как сам помечен был, давно и надежно.
Джаред терся об упоительно упругий зад до тех пор, пока не заныло внутри предвкушением оргазма, только тогда нашел в себе силы оторваться. Продолжая упираться растопыренной пятерней Дженсену между лопаток – опасался, что тот попробует перехватить инициативу – расстегнул штаны, вывернулся из трусов. Было неудобно, Дженсен комментировал язвительно, и, оставшись наконец голым, Джаред потерял остатки терпения. Зафиксировав одной рукой Дженсена поперек живота, другую положил ему на шею, кончиками пальцев надавил на щеку, приказывая повернуть голову. Дженсен подчинился, и Джаред напал на его губы жадно, покусывая, терзая – словно наказывая за все колкости.
В спальню все-таки пришлось переместиться: от возбуждения ноги не держали, да и за смазкой с презервативами все равно пришлось бы идти. Джаред как раз потянул в рот блестящую упаковку, но Дженсен, сидящий перед ним с широко расставленными ногами, удержал за запястье.
– Не надо.
Джаред от неожиданности растерялся, только и смог, что заморгать недоуменно.
– Я же не просто так просил проверяться, правда? Я тоже, если тебе интересно. Показать справку?
– Я сам тебе сейчас покажу... – выдохнул Джаред, опрокидывая Дженсена на лопатки. – Справку.
На подготовку его не хватило – сунулся было скользкими пальцами туда-сюда и все, сразу членом полез. Так хотелось почувствовать изнутри, без преград, кожа к коже, мое, мое-е… Дженсен заворчал неодобрительно.
– Привыкай! – заявил Джаред, не соображая вообще ничего, крышу унесло в дальние дали на оказанном доверии, на покорности, на вседозволенности. Старательно сдерживаясь, чтобы не вогнать со всей дури, Джаред лег вперед, придавливая собой, зажимая между животов твердый член Дженсена.
– Уже привык, – кивнул Дженсен, подбадривая – и нескольких минут не прошло. Как курок спустил: – Ну, сильнее же!
Джаред задвигался садистски медленно. Вытащил полностью, мазнул влажной от смазки головкой вверх-вниз и ткнулся обратно, сосредоточившись на дыхании. Вдох – не думать о том, как тесно-жарко-плотно-узко-господи-Дженсен – выдох. Вдох…
– Джаред! – зарычал Дженсен, извиваясь под ним. Тяжело приземлил ладони на задницу Джареда, вжал в себя. – Ты меня трахнешь сегодня, или как?
– Обязательно, – пообещал Джаред. – А вот как… Я подумаю.
Что, впрочем, оказалось пустой угрозой. Дженсен хитро прищурился и сжался, до умопомрачения стискивая в себе Джареда. Тот захлебнулся очередным вдохом, толкнулся резко в отместку – а Дженсен того и добивался: вскинул бедра навстречу, застонал длинно. И Джаред просто не смог остановиться.
Вбивался, врывался, брал и выкладывался до последней капли пота, отдавался, помечал, любил.
Заставил себя притормозить, только балансируя на грани оргазма. Вышел почти до конца, растянул чувствительное кольцо мышц головкой – как Дженсен его самого любил дразнить. Вытер потный лоб предплечьем и попросил:
– Можешь так?.. Можешь так кончить, без рук?
Двинулся обратно – внутрь – медленно-медленно, дюйм за дюймом. Сердце колотилось как бешеное, не сбавив ритма; Дженсен дрожал всем телом, и да, ох, да – в тот момент как Джаред прилип мокрыми бедрами к заднице, погрузившись до конца, Дженсен запульсировал вокруг него, натекая себе на живот белесой лужицей.
Кажется, Джаред вырубился ненадолго, выплескиваясь, а может, слишком сильно хотелось растянуть блаженное мгновение. Дженсен сам вынул его из себя, перевернул на спину – остывать.
– Голодный? – ухмыльнулся, улегшись на бок и беззастенчиво рассматривая Джареда.
– Очень, – не стал отпираться Джаред. – Не вздумай сбегать только, все потом.
***
У Дженсена было достаточно времени изучить привычки Джареда. Время изменило тощего мальчишку, и обещало изменить еще больше, да только стержень не трогало. И еще всякие мелочи: Джаред оставался таким же любопытным, настойчивым и вечно голодным, хотя по-прежнему был согласен променять на секс завтрак, обед и ужин. Нарастил себе выдержку и терпение толстым слоем, научился ценить и ждать, и нервы мотать сознательно – ого-го как. В других последнее Дженсен не любил, конечно, но в себе, как водится, лелеял, а, следовательно, не уважать не мог.
Ничего не изменилось, и изменилось все.
Дженсен закинул ногу на бедра Джареда, обхватил рукой поперек груди и зарылся лицом в шею, упиваясь быстрой пульсацией вены.
***
Дженсен завозился, опалил ухо шепотом, устроился наконец удобно и затих.
Джаред прикрыл веки, чувствуя, как уплывает сознание, затуманивается сном и – счастьем.
У него впереди была целая жизнь, яркая, сочная, успешная – по-другому и быть не могло, не с такой мощной поддержкой. Небрежно оброненное когда-то Дженсеном отпечаталось в сознании обещанием, не истерлось временем, и – может быть, не только из-за одной улыбки – но мир непременно ждал своего часа, чтобы расстелиться под ногами Джареда, как расстилался Манхэттен перед небоскребом на Шестой авеню.
"Сумасшедшие" Название: Сумасшедшие Автор: libela Пейринг: Дженсен/Джаред Рейтинг: NC - 17 ( за мозготрах) Жанр: ангст, драма Дисклаймер: права на сериал и героев принадлежат Крипке Саммари (аки заявка): Два Дженсена и Джаред. Как и почему появился второй - на усмотрение автора, главное, что оба как 2 капли воды и внешне, и по привычкам, и по окружению, а главное - каждый считает Джареда своим. Соперничество. Секс втроем. Примечание: написано на Дженсен-топ kink-fest по заявке 9.3
читать дальшеСо мной, но не без - будь. Я рядом, я твой - е с т ь. Какая, к черту, судьба - с у т ь, Какая, к черту, и где ч е с т ь?
Пожалуйста, Богом прошу, будь. Я дышу и живу за двоих. Куда деть мне мою суть? Куда деться от глаз твоих?
Пожалуйста, Руку свою дай, Я удержусь за нее на краю. Там буду лишь твой, знай, Только не отпускай руку мою...
- Джей, - тихо зовет Дженсен. Слушает в ответ тишину и размеренное дыхание. Осторожно касается губами кровоподтека на его левом плече, ощущая, как моментально каменеют от напряжения мышцы. - Болит? - Теперь уже нет, - врет тот и закрывает глаза, пытаясь отвлечься от саднящего кожу чувства там, где до нее дотронулся Дженсен. - Еще раз. Хоть раз этот гад тебя тронет, и я оторву ему руки. Клянусь! Или нет. Лучше яйца. Так и со стороны менее заметно, и сценарий переписывать не придется. Он видит, как Джаред слабо улыбается. Утыкается носом в ребячью ямочку на его щеке, и внутри слегка отпускает.
Дженсен ненавидит этого ублюдка. Эклза. Чертова актеришку, совершенно съехавшего с катушек под свист и улюлюканье помешанных фанатов. Возомнившего себя бог знает кем. Своими грязными лапами наложившего на Джареда право вето. А ведь притворялся таким скромником. Таким, мать его, застенчивым и охуительно положительным. Но Дженсена не проведешь. Он всегда знал ему цену. Видел, как тот на всех конах постоянно следил за своим лицом, чтобы не дай бог отпугнуть публику своей истинной рожей. Цеплял широкую улыбку и ласково смотрел на Джареда, а сам только и думал о том, как бы оттрахать его до потери сознания.
Дженсен не такой. Судьба оскалилась в издевке, сделав его похожим с этим сучонышем, как две капли воды. Даже имя дала такое же. Но это все, что их объединяет. Он ведь не хочет тупо иметь Джареда, он хочет любить его.
- Джей, он же искалечит тебя когда-нибудь. Что ты молчишь? Почему ты позволяешь ему это делать с собой? Вопрос сверлит виски. Джаред неловко переворачивается на спину и разглядывает потолок. - У нас контракт, - устало поясняет он уже раз в двадцатый. – Слишком много вложено сил. Сериалу не нужен скандал. Ему нужны рейтинги. Представь, что начнется, если хотя бы капля этого дерьма выплывет наружу? - Врешь. Все ради него, да? Ради этой скотины обманываешь всех и самого себя? - Пока же получается неплохо? - горько усмехается Джаред. Ему нужно продержаться еще один месяц. Всего один. Шестой сезон будет последним. Он уже разговаривал с Сарой и Эриком. Сказал, что уходит, прекращает все это, не может больше. Месяц.
*** Дженсен застенчив. Всегда таким был. Ужасное чувство. Порой кажется, что у тебя привязан язык. Лавина невысказанных мыслей рвет мозг, просясь и не находя выхода наружу. Выедает изнутри негашеной известью. Джаред. Как наваждение. Притягивает с первого взгляда. Наивный, смешной и уютный. Следить за его жизнью входит в привычку. Он нужен ему. Откуда взялась эта мысль - трудно вспомнить. Джаред. Когда это имя из знакомого звука, из обычного человека превратилось в нечто особенное, впиталось в кровь, в дыхание, в жизнь - Дженсен упускает момент. Он ревнует его ко всем и ко всему. Какое-то детское собственническое чувство. Мой. Мой. Мой. Без компромиссов и желания делиться с кем бы то ни было. Сон превращается в дрему урывками. Тогда, где-то на границе сна и бодрствования, приходит другое, совсем не детское желание - услышать у своего уха любую ерунду, сказанную его голосом, а потом вжать его в простыни своим телом. Рядом с Джаредом постоянно находится Эклз. Скалится, лапает, заботливо кутает в шарфик. Замораживая картинку на мониторе, Дженсен видит насквозь всю изнанку их жизни. Он не может ни о чем думать. Просто не в силах больше выносить мыслей о том, что Джаред может быть с кем-то другим, но не с ним. В переполненную сомнениями голову приходит решение внезапное и прекрасное в своей завершенности – он должен написать ему, перебороть застенчивость, встретиться. Джаред выслушает его, поймет. По-другому просто не может быть. Ответ на е-мейл приходит слишком быстро. Они встречаются в маленькой забегаловке на исходе дня. Джаред улыбается ему отчаянно и так, черт возьми, искренно. В его взгляде сквозят растерянность и смущение, так похожие на его собственные. И неожиданно все становится просто. Он смотрит на протянутую им широкую ладонь и как во сне вкладывает в нее свою. - Дженсен. - Джаред. Кофе в маленькой белой чашке не имеет вкуса. Дженсен отставляет ее в сторону. Джаред вообще не пьет, только пристально смотрит. Он столько должен всего ему рассказать, что, путаясь, это мешает сосредоточиться на чем-то одном. И еще рука Джареда, которая тихо скользит по его колену и выше. Смеясь тепло и заразительно, тот говорит, что удобнее все обсудить за ужином дома. Дженсен согласно кивает. Они заказывают мексиканскую еду и дурачатся, как мальчишки. Дышат, высунув языки по-собачьи, и машут руками, потому что от сумасшедшей острятины выжигает рот, а на глазах выступают проклятые слезы. А потом Джаред позволяет ему все. Совершенно. И уже жжет везде, к чему прикасаются руки и куда проникает язык… И их кроет от остроты наслаждения. До одури. До сумасшествия. На следующий день все меняется. Джаред будто спотыкается, притормаживает. Возвращается и испытующе смотрит, словно стремится проникнуть в его мысли. Вглядывается в его лицо, будто ожидает какого-то ответа. - Кончай, Дженс, - с беспокойством в голосе выдыхает он. Воспоминания еще слишком живы, но сейчас это не имеет никакого отношения к сексу, поэтому Дженсен, теряясь, молчит, плохо понимая, что он хочет этим сказать. Неловко пожимает плечами. Тянется к нему, слыша его тихий вопрос: -Ты ведь не бросишь меня, правда? Я идиот, я заслуживаю всего, что со мной случилось, но если ты бросишь меня, если уйдешь… Пространство в груди увеличивается мощным рывком. Чувство бесконечного ликования заполняет каждую клетку. Эклз ему не соперник, не угроза, пустое место. Джаред нуждается в нем и хочет быть с ним. Да, только так! И ни с кем другим! От волнения ответ звучит глухо. - Куда я уйду, Джаред? Я же только нашел тебя. Что-то колет. Какая-то странность во взгляде, отдаленно похожая на испуг. Отводя глаза, Джаред просит его не выходить из дома, не встречаться ни с кем, не отвечать на звонки. Делает это мягко. Объясняет, что должен держать ситуацию под контролем. Просьба не вызывает обиды, не кажется странной. Джаред просто беспокоится за него. Стремится избежать путаницы и ненужных вопросов. Что ж, если так мечты превращаются в реальность, - он согласен. Они теперь вместе, но в голову постоянно лезут тревожные мысли. Многое Дженсен понимает без слов, с некоторыми подробностями своих отношений с Эклзом Джаред делится сам. Дженсен заботится о нем, как о ребенке. Видит, как ему требуется что-то, что поможет чувствовать себя в безопасности, и он стремится сделать для него все возможное. Джаред не дает вмешиваться, говорит, что через месяц все закончится. Обещает ему, что они уедут. Вместе. Ненадолго, но волнение внутри унимается. Джаред не лжет, именно так все и будет. Дженсен верит.
*** День не задается с утра. Эклз старательно порет дубль за дублем. Снова, и снова, и снова. Джаред смотрит на представление, стиснув зубы и сжав кулаки. Сингер срывается и орет. Объявляют еще один перерыв. - Пойдем-ка, - Эклз перехватывает его взгляд и улыбается Джареду бесноватой улыбкой. Приобняв Падалеки за плечи, он увлекает его за собой в трейлер. - Ну, чего встал-то как неродной? – вопрошает игриво Эклз, когда Джаред неожиданно запинается на пороге. Затаскивает его за руку внутрь. Щелкает замком и подмигивает. Берет его ладонь в свою и начинает играть в «десять поросят»: - Первый поросёнок отправился на рынок, - загибает он ему большой палец. - Второй поросёнок остался дома, - присоединяет указательный. - Третий поросёнок залез… Куда он там залез, напомни-ка мне, Джаред? - просит приторно-ласково Эклз с затаенной угрозой во взгляде. Видно, что он еле сдерживается, чтобы не прикончить его на месте. Время вдруг становится пронзительно тягучим. Джареда бьет озноб. Он уже знает, что за этим последует. Только не привыкнет никак. После стольких лет вместе, Эклз оставил ему единственное право - гнуться под его гребаное чувство. Вечно запутывал в этих своих речах. Джаред зависал на них, как марионетка на веревках, безвольно обреченная на послушание. Он столько раз хотел поговорить с ним откровенно! Но желание и сам процесс – разные вещи. Потому что… потому что для него всегда было проблемой найти нужные слова. А потом вдруг стало поздно. - Забыл? Я тебе напомню, - продолжает Эклз, выжигая взглядом в нем дыру. - Он залез на сучку Кортез, когда прикинул, что не мешало бы снова стать мужиком. Рассудил, что все, что случилось с ним ранее, было похотью чистой воды. Да и хрен бы с ним. Я пережил. Даже сам под венец повел «подружку», - ставит воздушные кавычки Эклз, распаляясь. - Полная лажа! - Дженс… - Молчать! Блядь, тебе и этого показалось мало! Кто живет у тебя в доме?!! Резко наступившая тишина оглушает. Короткий удар под ребра вышибает дух. Скрючившись у стены, Джаред хватает ртом воздух. - Это чтоб не орал, что я лезу в твою жизнь, - сквозь зубы цедит Эклз, бряцая его ремнем и дергая с него джинсы. - Я в нее не лезу. В штаны – да, согласен. Потому что мне плевать, кому принадлежит твой член, но вот твоя задница, по-прежнему, принадлежит мне. Джаред не сопротивляется, когда Эклз ставит его в упор к стенке. Просто знает, что не может взвалить на него еще и насилие. Он должен молчать и терпеть до последнего, если Дженс, даже обезумевший, все еще дорог ему. Что-то подсказывает - осознание вины, когда тот, наконец, очнется, окончательно раздавит его. Поэтому он дает свое молчаливое согласие. Сам наклоняется и раздвигает ноги. Только стискивает зубы, когда тот начинает водить головкой по его промежности и елейно шептать: - Джаред -Джаред, не пытайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле, если не хочешь, чтобы я сделал тебе больно. Во всех смыслах. Что это за урод живет с тобой, трахает тебя да еще при этом смеет мне грозить? – его голос чужой и севший, волочет по нервам наждачной бумагой. Он входит в него мучительно медленно и так глубоко, будто стремится влезть своим членом прямо в душу. Подавляя стон, Джаред вжимается ртом в собственный кулак и глухо мычит. - Я тебя спрашиваю! – кричит Эклз, дернувшись назад и тут же с силой подаваясь вперед, с каждым новым толчком продвигаясь все глубже и уже вколачиваясь до упора. - Я ведь все равно узнаю! Узнаю! Узнаю! Узнаю! Твою мать! Свободы захотел?! Джаред задерживает дыхание. Ждет, когда боль уйдет вовнутрь. Затаится там жжением. Воздух с хрипом вырывается из грудной клетки вместе с почти отчаяньем. - Я не боюсь боли… Джен… Я боюсь потерять надежду… Мне не нужна свобода... А ты не видишь... Не хочешь видеть. И еще Джаред боится, что их могут услышать. Но Эклз больше не кричит. Ведет себя тихо. Часто и тяжело дышит. Стонет, наваливаясь на его спину. Кончает в него и выходит. И становится еще хуже. Потому что помимо муторного ощущения пустоты не остается больше ничего.
*** Джаред хранит коробку с домашним видео в их спальне. В их бывшей спальне на верхней полке в шкафу. И хотя теперь здесь живет другой Дженсен, кажется, что ничего не изменилось. Но это только кажется. В коробке несколько рядов маленьких кассет. Там ответ на вопрос, который часто оставался без ответа, но всегда читался в глазах. Джаред не смотрит их. Не может. Иногда достает, проводит пальцами, читает карандашные надписи и убирает. Однажды решился. Включил всего на пару минут и думал, что сдохнет от удушья. Он сам все испортил. Сам! Сейчас Джаред бы все отдал, чтобы вернуть их привычный мир, где было все объяснимо и доступно для понимания. Он совершил самую большую ошибку в жизни, когда все вдруг показалось неправильным. Последнее время споры между ними вспыхивали по любому, порой совершенно ничтожному, поводу. Дурь шибанула в голову вместе с мыслью о том, что двое мужчин - не семья. Лишь множество острых углов, избыток тестостерона, приводящего к нескончаемым стычкам. Женивьев подвернулась кстати. Мягкая и податливая. Другая. Она идеально вписалась в его представление о «правильности». Для самоутверждения и развеивания собственных страхов. Он так и не успел указать ей вовремя, в каком направлении лучше уйти. Кортез всячески пыталась убедить его, как он нужен ей, как они подходят друг другу и красиво смотрятся вместе. Опомнился он только тогда, когда стоял на репетиции собственной свадьбы. Сбитый с толку ее ненавязчивым, но ощутимым давлением. Озлобленный молчанием Эклза, думая, что тому все равно. А он просто ждал, когда «его Джей» перебесится. Ждал и молчал. Давал ему возможность выбора. А Джаред ее безбожно просрал. Только понял он это слишком поздно. Теперь он не знает, как говорить с ним, как прикасаться, как смотреть на него. Все эти шесть лет он жил только им. А как дальше жить – не знает. Жен беременная. Джаред обнаружил пропажу не сразу. Просто залез в очередной раз и увидел, что не хватает двух или трех кассет. Спросил у Дженсена, но тот сказал, что ничего не слышал про них. Кажется, даже расстроился. Ну, конечно, откуда ему знать? Глупый вопрос.
*** Съемки длятся десять часов. К концу все уже вымотаны до предела. Вместе с усталостью накатывает волна странного безразличия. Звонок Харрис застает Джареда в гримерной. Он даже не понимает сначала, что она хочет. Его первое стремление – передать трубку Эклзу. Почти рефлекс. Близкие и друзья часто путаются в попытке дозвониться кому-то из них. Джаред и Дженсен. Даже в записях телефонов они рядом. Дэннил орет. Называет их мудаками. Джаред соглашается с единственным числом. Он не понимает при чем здесь Эклз. Просит ее говорить потише. Несколько раз выслушивает один и тот же вопрос. Он не знает, почему ее посылает Эклз. Он не знает, почему ее посылает Эклз. Он НЕ - ЗНА - ЕТ, почему ее посылает Эклз. Может просто тяжелый день. Вчера? По его телефону? Понятия не имеет, как это вышло. Нет, у них все нормально. У них ТОЧНО ничего не происходит. Да, он понимает, что кто-то прислал Жен кассеты. Да, он представляет, как они облажались. Да, он хорошо понимает, что означает то, что она даже не перезвонила. Да, это ужасно, что она сделала аборт… Что она сделала ЧТО?! Господи, это ужасно! Ужасно то, насколько Джаред чувствует себя после этого свободным. Он думает только о том, что разведется в ближайшее же время и не отрываясь смотрит на Эклза. Эклз курит, щуриться от дыма и слушает разговор. Да, он понимает, что это был и его ребенок тоже. Но он просил ее не спешить. Просил предохраняться. Да, уже поздно об этом, он согласен. Нет, он не прилетит. Потому, что не может сейчас прилететь. Да, он трижды мудак. Но он не прилетит. Нет. Точка. Джареду стоит большого труда уговорить Дэннил, пока побыть с Женевьев. Не срываться к ним. Он врет по ходу какую-то фигню, лишь бы удержать ее на расстоянии. Харрис – не дура. Если она прилетит, то увидит. А увидев, поймет. И тогда – пиздец. Джаред нажимает «отбой» и поднимает взгляд. Эклз отворачивается. Затянуто долго гасит сигарету в пепельнице, проходит мимо и неожиданно стискивает его ладонь почти рукопожатием. От него пахнет туалетной водой и табачным дымом. В коротком столкновении Джаред чувствует легкую горечь его губ. А потом эти губы оказываются возле его уха и спрашивают: - Кто живет у тебя в доме, Джей? Джаред понимает, что должен что-то ответить, но грудную клетку сдавило, и он молчит. Эклз раздраженно вырывает руку из его ослабевших пальцев и уходит. Джареду нужно его удержать, просто жизненно необходимо, но он так и стоит, не в силах сдвинуться с места. Только губы шевелятся. - Возвращайся. Пожалуйста, Джен. Эклз замирает на полдороги. Когда он поворачивается, Джаред видит в его глазах потерянность и неприкрытую боль. Он сжимает веки. Стоит так, несколько секунд не дыша, и ждет, когда отпустит. Это в голове стучит, а дверь за ним закрывается тихо.
*** Временами Эклзу кажется, что мысли совсем не его. Они будто имплантированы в сознание кем-то извне. «Дженсен Росс Эклз, берешь ли ты эту женщину в жены и обещаешь ли любить ее…» Короткий взгляд мечется в сторону лишь на долю секунды. Натыкается на глаза и закушенные в улыбке губы. Джаред - хранитель его обручального кольца. Возложенная миссия давит подтекстом. Подавляя желание закинуть кольцо на хер подальше, он пытается изображать счастье за друга. На фоне всех хрусталей, нарядов и вспышек, слепящих своей откровенностью, выглядит явно фальшиво. « Да!» Улыбка Эклза освещает Харрис прожектором. Он хороший актер. Стойко выдерживает рукопожатия, похлопывания по плечу, поцелуи в щеку и восторженные ничего не значащие фразы. А потом, улучив мгновение, заталкивает Падалеки в ближайшую туалетную кабинку, разворачивает спиной и, прикусывая его моментально вспотевшую шею, вбивает гвоздем прямо в стену. Жадно, голодно и отчаянно. На собственной свадьбе. А Эклзу по хуй, ведь это же ничего не меняет! Джаред до боли стискивает его пальцы, впечатываясь своим кольцом в ребро ладони. Он тоже женился три месяца назад. Только в отличие от него, Эклз подумал тогда, что это конец. И тем неожиданней была рука, придержавшая дверь на выходе, и голос Джареда: «Это же ничего не меняет, Дженс? В смысле тебя и меня? То есть… мы же с тобой по-прежнему вместе. Да?»
Словно рябью по водной глади всполохи воспоминаний…
- Дженс, я женюсь. - Это что, бунт на корабле? - смех прерывается так же неожиданно, как и начинается, когда он его ловит его взгляд. - Почти. Хочу на берег. Спокойствия хочу. Достала качка. Ты пошарь хоть раз в интернете, Дженсен. Там же не пересклонял нас только ленивый. Тебя, меня, Дина твоего, Сэма. Маленький «Сэмми» вырос, Дженс. Я не собираюсь больше идиотничать, чтобы они еще все со свечкой к нам под простыни влезли. - С каких это пор стало тебя так трогать? - С тех самых, когда меня перестало это устраивать. У меня даже мама уже волнуется. И потом, Женивьев женщина, Дженс, так не все ли равно? Не бери в голову, радуйся за мое грядущее счастье. Эклз вздрагивает, как от удара. Его охватывает отвращение, в долю секунды доводящее едва ли не до тошноты. Это отвращение мешает ответить. Он просто смотрит ему в глаза, которые теперь вызывают неизбежное горькое ощущение потери. А ведь еще совсем недавно ему казалось, что все, что происходит с ними, попадает под определение счастья. Может, Джаред хочет другого? Такого, чтобы не прятаться по углам. Такого, когда можно представить родным. Сказать им - вот человек, которого я люблю, а еще мы поженимся, и у нас будут дети. Не такого, когда смотрят на тебя через лупу, а ты при этом еще умудряешься прикоснуться, урвать поцелуй, вырвать стон, а потом, оглядевшись, подумать – слава богу, мать твою, пронесло! Джаред хочет счастья с гарантией спокойствия для всех, но Эклз не может ему этого дать. Все обстоятельства против. Он может только дать ему шанс пытаться быть счастливым в этих гребаных обстоятельствах. Поэтому он молчит. Сидит, уткнувшись в плечо Дэннил, единственной, с кем он может поделиться. Она его давний друг. Она понимает. Знает, как ему тяжело. Гладит его по голове, как ребенка и шепчет: «Скажи ему, Дженни. Скажи. Будет поздно». Но он боится настаивать. Боится испортить ему жизнь. Ведь думать в первую очередь о том, кого любишь – это же так естественно. Иногда проще отпустить, чем объяснить для чего остаться.
Жизнь превращается в съемки мелькающих друг за другом эпизодов, душевные терзания, быстрый секс и бесконечные претензии. Недели идут, но это мало что меняет в их отношениях.
Рождественский вечер 2010 года был безнадежно испорчен. Харрис наглоталась пунша и, гадко улыбаясь, выдала, что в семье Падалеки ожидается прибавление. Дженсен так и представил себе через пару лет факинг индейку, прыгающих под елкой собак и скачущего Джареда с визжащим ребенком на шее. Места Дженсену в этой семейной идилии уже не было. Треснув кулаком по столу, он вышел и закрылся у себя в комнате. От всего этого вранья и беготни от этого вранья просто сносило голову.
*** Два невозможно длинных месяца. Время без Джареда текло слишком медленно, но уходило безвозвратно. Эклз не просто был, он отбывал. Хотел и не знал, как избавиться от этого мучительного, изматывающего душу чувства. Мир сузился до одного человека, и больше в нем не было ничего в этом мире. Даже смысла. Только чувство смятения и едкой горечи. Он становился все менее предсказуемым, менее сдержанным, легко переходил от спокойствия к гневу. В последнее время это случалось почти ежедневно. В его голове выстраивались убийственные диалоги, он брался и тут же отшвыривал трубку, понимая, что это ничего не изменит. Под закрытыми веками, постоянно мелькало то, что не вытравить… Джаред с этой дурацкой розовой пастой на губах. Вышел из ванной, держа в руке зубную щетку, и начал о чем-то с неизменным воодушевлением: - Забыл сказать, старик. Слышал новость? Представляешь… У Эклза всегда было богатое воображение. Зубную щетку они после так и не нашли. А вкус этой пасты Дженсен помнил до сих пор. Малиновая, как и любимые джаредовы тянучки. Каково это, быть преданным, особенно тем, чей вкус губ ты до сих пор хранишь на своих губах? Это не было простой вещью, когда «один раз ничего не значит». «Сэмми» так и не вырос. Не понял единственного: когда любишь, совершенно не важно, на кого тебя променяют.
Дженсен стоял под холодной водой, такой, какую только мог выдержать, пока окончательно не замерзал. Одевался и сидел, сцепив руки, силой воли пытаясь унять их дрожь. Но они все равно дрожали: от холода, от пережитого, от знания того, что он теряет его. Он тоже чувствовал себя потерянным, потерянным и одиноким, как никогда в жизни. Дэннил в конце концов оставила попытки привести его в чувство, давно растратив всю свою убедительность.
Когда, наконец, они встретились, Эклз впервые ударил его. Это давало удивительное ощущение власти. Джаред тогда смолчал. И после всегда предпочитал отмалчиваться. Это бесило. До колющей сердце боли. Она была такой острой, что принуждала делиться до тех пор, пока не становилась абсолютно невыносимой. И тогда он бил его снова, каждый раз думая, что ему больше хочется: трахнуть или добить окончательно. Чтобы не мучить ни его, ни себя. Пелена ревности и желания безграничного обладания застилала глаза. Любовь не слепа. Она терпима. До определенного предела.
*** На кухне сигареты Эклза лежат рядом с пепельницей - значит все-таки здесь? Пришел проверить? Столько времени не было. Виделись только на съемках, а тут взял и пришел? Почему-то становится страшно. Джаред знает, что не может пустить в отношения страх. Не может. Не должен. - Привет, есть будешь? Я ждал … - Дженсен замолкает на полуслове. Видит, как Джаред ощупывает каждую деталь его лица. Заглядывает в глаза, в которых нет ничего кроме нежности. Несколько секунд на осознание и Джаред приходит в себя. Следом накатывает апатия - это не Эклз. А он ведь почти поверил, что это возможно. - Я пить буду, - бросает он на ходу и лезет за бутылкой. Дженсен поддерживает его пивом. Джаред салютует ему стаканом. Минут через двадцать понимает, что проще вообще из горла - эффект больший. Дженсен говорит, что пас. Джаред фокусирует на нем взгляд. Второй Дженсен. Другой. Заботливо трахает так, что рвет крышу. В отличие от первого. Тот без особой заботы. Он видимо уже надрался, иначе, откуда этот цинизм? И собственно еще ему жарко, поэтому одной рукой он стаскивает с себя футболку и размашисто закидывает ее на стул. Дженсен меняется в лице. Подходит и еле касаясь, проводит пальцами по контуру нового синяка, как раз под грудиной. - Он что опять распускал руки, да? Отвечай, Джей! Откуда это? - Отту-у-уда, - тянет Джаред, отстраняется и, пошатываясь, идет вперед. Передумав, возвращается, тычет пальцем ему в грудь и медленно произносит: - Я просил тебя вмешиваться? Нет. Так какого же ты полез к нему с разборками? Он разозлился - факт. Дженсен молчит, потирает пальцами лоб, разглаживая складку между бровей. Видно, что он расстроен. - Прости, я не хотел. Просто больше не мог молчать. Ноут был открыт… В общем я прочитал, что он пишет. Я сказал, чтоб не смел. Чтоб убрал от тебя свои руки. Что он сделал? С минуту они всматриваются друг в друга. Джаред первый отводит взгляд, приваливается к стене, отгребает пятерней упавшие на лоб волосы и неопределенно машет рукой. - Он много всего сделал. Обещай мне, что не будешь ему писать. Не знаю, чего еще ты там можешь… Короче - никакого общения. Хрен его знает, что он способен выкинуть. Просто не зли его. Обещай! - Обещаю, - Дженсен опускает голову и обхватывает себя за плечи. - Есть еще кое-что… Я знаю, ты просил этого не делать, но, – с раскаяньем на лице он поднимает глаза на Джареда, – я ответил на звонок… Твой телефон не умолкал. Я думал что-то срочное. Ответил, а там какая-то ненормальная. Я с ней не разговаривал, просто отослал. - Сколько она раз звонила? - Раз десять минимум. - И ты десять раз ее отсылал? - Нет. Раза три может. Потом я звук вырубил. Откуда она меня знает, Джей? Джареду кажется, что он сходит с ума. От дурацкой невозможности разобраться во всем, болезненный спазм в груди скручивается желанием разрыдаться. Но слез нет. Вместо этого, вжимая ладони в голову, он обессиленно сползает по стене и заходится истерическим смехом. Эти двое Дженсенов – ребята не промах. Один кассеты посылает, другой Харрис. Сговорились, что ли?! Но это в принципе невозможно, Джаред знает. И вообще все к лучшему. Он, наверное, сволочь, но кроме Дженсов, его почему-то больше ничего не волнует. Нет, ему жаль, что он разрушил представление Жен об их невьебенной любви. Всю эту чушь о сказочном счастье и планах на будущее. Узнай обо всем она раньше – может и пережила бы. Сложно, конечно, но можно. А вот иметь от пидораса детей – это ж охуеть, какой моветон! Так что все правильно. Бля-ядь! Как же все правильно! Можно было бы не врать хотя бы самому себе. Он ведь с самого начала знал, что это путь в никуда. Дженсен теребит край своей футболки и от этих его движений, почему-то совсем хреново. Лоб под его пальцами становится холодным и чистым от мыслей: «Все хорошо, Джаред… Все хорошо...» Он хочет ему что-то ответить, но тот накрывает его рот поцелуем. И Джаред изо всех сил старается, чтобы не показать, что считает иначе.
*** Два невозможно длинных месяца. Время без Дженсена текло слишком медленно, но уходило безвозвратно. Сам он не звонил. Может, все-таки позвонить ему, - думал Джаред, но, как правило, тут же отметал эту мысль. Ну, позвонит он, а дальше? Им не о чем будет говорить. Перебросятся ничего не значащими фразами или, того хуже, поцапаются из-за какой-нибудь ерунды. Им не о чем говорить. Господи, дожили! Нет, он бы мог, например, рассказать о желании Женивьев выкрасить потолок в их спальне в нежно молочный цвет. И это было изыскано. Это было, блядь, так изыскано, что валяясь на кровати одетым, ему хотелось орать глядя прямо в этот потолок. Усиленно выискивать причину, чтобы рвануть на выход было все, что в этот момент занимало его мысли.
Когда, наконец, они встретились, Эклз разговаривал с ним так, словно вбивал словами гвозди, но Джаред был настолько счастлив, что ему было абсолютно на это плевать. Он просто до дрожи, до опьянения, был рад его видеть. Ну, молчали они два месяца, бог с ним! Может, и были у них проблемы и напряг в отношениях, но все же можно исправить. Через пару дней ему пришло письмо на е-мейл. Познакомиться? Встретиться? С недоумением и любопытством Джаред пытался найти этому хоть какое-то объяснение. Возможно, Эклз искал шанс для того, чтобы начать все заново? Воодушевленный собственным энтузиазмом, подзадоренный его выдумкой, он сделал то, что казалось естественным: Дженсен затеял игру - Джаред ее поддержал. Он всегда был не прочь подурачиться…
А потом Эклз впервые ударил его. Это случилось на следующий день после «знакомства» на съемках очередной серии. Проходя мимо, от тихо, но злобно выплюнул: - В общем, так: вдохнул-выдохнул. Ко мне в трейлер. Быстро. Поздравляю, Джаред, отлично справляешься. Сначала жена, теперь еще и ребенок. Затер меня на третье место. Чем дальше порадуешь? Джаред тогда пораженно отступил и смолчал. И после всегда предпочитал отмалчиваться. Потому что все дальнейшее было больше похоже на температурный бред.
Часть сознания говорила, что все происходящее просто не может быть правдой. Он сидел на каком-то медицинском сайте в интернете, ничего не чувствуя, влипнув глазами в строчки, до тех пор они не начинали плясать перед глазами. Его дыхание превращалось в отрывистые, тяжелые вздохи. Всеми силами пытаясь побороть панику, Джаред медленно считал до десяти: один, два… … раздвоение сознания личности, это диссоциативное расстройство, заключающееся в расщеплении сознания личности, при котором две или более чётко различимые фазы контролируют поведение индивидуума в различные промежутки времени… ... три, четыре, пять… … находясь под контролем одной фазы, индивидуум обычно не в состоянии вспомнить некоторые события, происходившие, когда он находился под контролем другой фазы... … шесть, семь, восемь, девять… … носит обычно преходящий характер, и потому оно связывается не с анатомическими, а лишь с функциональными изменениями центральной нервной системы. Десять. Достаточно нескольких сказанных вполголоса сплетен и общественность развернется всем корпусом. Будет травить больным любопытством, рыться в грязном белье, смаковать каждый жест, каждый взгляд. Те, кто еще вчера обожал и визжал от восторга, явят спину, влепят штамп и отмыться будет уже невозможно. Джаред найдет лучшую клинику, лучших врачей. Ему помогут. После. Потом. Откуда-то сверху наваливалось ощущение немыслимой, нестерпимой тяжести. Он не поддастся. Это слишком личные вещи, которые не касаются никого кроме них. И никому просто так он их не доверит.
*** Джаред основательно перебирает. Его мутит и выкидывает с постели. Спустившись вниз, чтобы глотнуть воды, он ставит стакан назад, так и не донеся до рта. Пару раз ошалело моргает. С силой втягивает носом воздух, чтобы удостовериться, что ему не почудилось. Осознание, что он не ошибся, приходит секундой позже. Это дым, мать его! Дженсен, который остался там, наверху, не курит! Адреналин ударяет в кровь. Цепляясь пальцами за перила, Джаред преодолевает лестницу махом, в три быстрых прыжка. Притормаживает в дверях и растерянно произносит, как-то совсем не к месту, напряженно и почти беззвучно: - Ты… Что ты здесь делаешь? Но Эклз слышит. - Тебя ожидаю. Ты же просил, чтобы я вернулся? Я вернулся. Дорогая, я дома! Кивком он подзывает его к себе, призывно хлопая по кровати ладонью. Джаред приближается на пару шагов и замирает. Где-то в глубине звучит голос, умоляющий его остановиться, но сейчас этот голос не имеет над ним власти. Если есть хоть малейший шанс что-то исправить, он им воспользуется. - Не горячись, Дженс. Раз уж пришел, давай поговорим без лишних эмоций. Обсудим, что происходит. Я уже давно собираюсь это сделать, но ты постоянно дергаешься. Выслушай меня нормально хоть раз и поверь, прошу тебя. Бессильная ярость Эклза выплескивается наружу ядовитым спокойствием. - Значит, я дергаюсь? А ты, значит, закончил? - сама фраза и тонкая улыбка на губах, и его вздернутая бровь намекают на то, что теперь продолжит он. Резко поднимаясь, он хватает его за запястье. Джаред пытается вывернуться, но безуспешно. Эклз рывком привлекает его к себе. - Да не нервничай ты так. Все. Все… - он долго и пристально смотрит. Широко водит по его плечам ладонями. – Сам же сказал – без эмоций. Вот так… Успокоился? У Джареда возникает ощущение, будто мысли разом вмораживаются в сознание. Часть их еще слабо шевелится где-то на задворках, но никак не желает оформляться во что-то конкретное. В ответ он лишь молча кивает и сглатывает насухую. - Все нормально? Точно? А теперь давай, мой хороший. Давай-ка на хуй ко мне сюда иди. Надеюсь, теперь это не слишком помешает твоей семейной жизни? Джаред вздрагивает всем телом, но так и не отстраняется от него. Жесткая ладонь сжимает его шею. Эклз дергает его на себя, врывается в его рот, пытается проскользнуть языком между сжатыми зубами, быстро, лихорадочно, через голову рвет его майку, отшвыривает ее в сторону, шатаясь, отталкивает, и, проезжаясь тыльной стороной ладони по губам орет, задыхаясь: - Падалеки, сука, да что в тебе такого, что не отпускает, а?! Чем больше я пытаюсь отделаться от тебя, тем становится хуже! Ты что, нарочно каждый раз подставляешься?! Что-то твердое рассекает Джареду губу. «Должно быть - кольцо», - пролетает в его голове. Пространство кренится, он инстинктивно вцепляется Эклзу в плечо. Во рту разливается соленый привкус мальчишеских драк. Он сплевывает, подносит пальцы к губам. Пальцы липнут от крови. - Давай, бей! Ответь мне хоть раз! Вдруг станет легче … - его хриплый голос полосует по нервам. - Тебе или мне?! Я бы тебя так уделал! Эклз, блядь, если бы это хоть что-то меняло! - Нужно было оставить все как есть – не хера бы было менять! Это же ты пресытился?! Захотелось разнообразия или решил меня подзадорить? У тебя получилось, Джаред. Просто удивительно, как ты сумел испоганить мне жизнь. Прикрыл наш грязный секрет, даже не страстью, нет. Страсть выражается совсем по-другому. А тут куча лжи, каждый шаг рассчитан. Самой охренительно удобной лжи, той, в которую готов верить сам! - его громкие окрики обжигают правдой. - Но ты же уже рассказал все, кому следует. Даже показал наглядно! Все, Дженс! У меня ничего больше нет! Ты доволен?! - Нет! - рявкает Эклз. - Сначала ты зрел для того, чтобы завести интрижку с Кортез прямо у меня перед носом. Чтобы все как у всех, по шаблону. Превратил нас в трахальщиков с обручальными кольцами! Теперь какой-то уебок в переписке со мной, грозит оторвать мне яйца. За тебя! Охуеть! Спишь с ним? Кто он? Где ты прячешь его? Джаред чуть не задыхается и замирает: сколько разных чувств отражается в его глазах - злость, отчаяние, тщательно скрываемый страх, сожаление и беспомощная, бесконечная затравленность. Сердце словно взрывается внутри. - Дженс! Дженс, посмотри на меня! Нет у меня никого! Очнись, наконец! Это же ты строчишь всю эту ересь в трейлере, а потом сам же и отвечаешь на нее из дома! - По-твоему, я идиот, чтобы в это поверить?! Думаешь выкрутился, умник? Вот поэтому я и вытрахиваю из тебя мозги, вместо того, чтобы иметь отношения! Полюбуйся на себя. Прикидываешь сколько надо прождать до следующего шага, чтобы объявить мне о нем? Чтобы сделать еще больнее? Что ты делаешь? Что, по-твоему, ты делаешь, мать твою, Джаред?! И что теперь делать мне?! – вскинутые, сжавшие виски запястья, и злые, безысходные слезы в любимых глазах. Для того чувства, что охватывает Джареда, еще не придумано слов. И он не выдерживает. Возвращает ему взгляд в упор - такой же затравленный и безумный, не зная иного способа объяснить ему, сколько он для него значит, так же бесповоротно сходя с ума. - Выкинь всё это из головы! Дженс! Не думай, отключись, забей! Забудь обо всем. Думай обо мне. Трахай меня и думай только обо мне! Я этого хочу. И ты этого хочешь. Давай же, черт тебя побери! Как катализатор в исступленное, неуправляемое, неконтролируемое действо. Их ласки граничат с жестокостью. Пальцы Эклза, сжимающие волосы, причиняют боль, но губы Дженсена целуют так сладко. Целуют то, на что натыкается рот: скулы, губы, плечи, ключицы… - Я и думаю о тебе все время, - крик удивительно резко переходит на низкий дрожащий шепот. – По-другому не выходит, - дыхание лижет ему живот. – Люблю тебя... до ненависти. Ненавижу! И ненавидит, как любит. Его руки везде. Он такой родной, такой до сумасшествия близкий. Движется прерывисто, и от этих одновременно жестких и сладких движений внутри все заходится в истоме. С ним снова два Дженсена. Вместе. Остальное уже не имеет значения. Джаред хватается за эту мысль, как за последний на земле глоток воздуха, потому что воздуха не хватает. От того, как бешено сердце качает кровь, закладывает уши. Все дальнейшее похоже на безумиe - пальцы, впившиеся в широкие плечи в попытке то ли оттолкнуть, то ли прижать покрепче, судорожные подрагивания мышц, отчаянное трение тел внутри и снаружи, заполошное дыхание и неразборчивые слова. Слова, которые не нужны. Каждый из них давно научился предугадывать каждое движение другого. Они задыхаются и ловят взгляды друг друга. - Джа… - одно слово, его ласковое прозвище, выдохнутое так страстно и нежно как последнее напоминание, что они все еще живы, перед тем, как мир разлетается на слепящие молекулы.
Джаред обреченно прикрывает веки. Губы чувствуют под собой теплую кожу и пульсацию сонной артерии. Такую четкую, частую. Его собственное сердце с силой бьется о ребра. Прижимая Эклза к себе так тесно, он ясно чувствует биение и его сердца тоже. Кажется, что бьется одно, только вдвое быстрее... -... Твои руки. Я многое забываю, когда ты меня ими держишь... не отпускай, - на грани слышимости, засыпая, выдыхает Дженсен и ловит его ускользающие ладони в свои. В груди рвет колючей проволокой, и воздух застревает где-то на вдохе. Джаред вжимается ртом ему в спину, чтобы не сорваться на крик. Замерев, ожидает, когда он уснет. Осторожно высвобождается и, как можно тише, стараясь не шуметь, проскальзывает в ванную. Закрывает дверцу. Прерывисто дышит. Включает воду и прижимается лбом к прохладной стенке, упираясь в нее ладонями. Хлесткие струи иглами впиваются в кожу. Его бьёт дрожь – он вообще не может согреться с тех пор, как понял, что происходит. Стремясь взять себя в руки, часто моргает. До рези. До пылающих пятнами вспышек жмурит веки. По лицу вместе с водой течёт что-то горячее и солёное. Душит, выжигает глаза. Ручьями сбегает по разбитым, исцелованным Эклзом губам… …Родненький мой, прости ты меня, пожалуйста… За все прости… прости… Если бы Джаред умел, то, наверно, еще и молился бы, потому что не знает, с кем он проснется завтра.
За окном солнышко, и не жарко, идеальная погода для меня. А настроение - поплакать. Жизнь проходит и то, что было можно в 20, да и в 30 лет, в 40 уже невозможно. Но почему то именно сейчас хочется именно невозможного, а раньше не хотелось. Как то это несправедливо... Может попытаться?
Читаю, читаю не могу оторваться... Что-то больше нравится, что-то меньше. Какие все-таки талантливые девочки (ну судя по профилю девочки)))) Пишут, переводят... А я читаю... И не надоедает...Пока...
У меня башевский приход На ha-ha slash сейчас "Летние шалости" (в которые я записалсь ), но баш продолжает радовать возможными заявками:
Друг рассказал. Просыпается утром от яростных звонков в дверь (8.00 утра). Медленно бредёт к двери, мысленно перебирая все возможные способы убийства звонящего. Друг: Кто там? Из-за двери: Сантехник, стояк пришёл проверить. Друг, на автомате опуская глаза вниз: Всё нормально. И уходит спать. *** Комментарий на странице отзывов о кино: В общем и целом картина понравилась, но оставляет послевкусие смазанного конца.
"Мое. На фиг нужно - без понятия", Seguirilla - мой любимый автор очень точно охарактеризовала и мое отношение к этому дневнику... Не знаю, поживем увидим...